В Киеве в креативном пространстве «Часопис» состоялся очередной доклад в рамках лектория Brainy, посвященный биологическим аспектам речи.

От экватора до полюса

Для всех языков – а их в мире около шести тысяч (и это всего пять процентов от числа когда-либо существовавших) – характерны общие черты: всюду есть гласные и согласные, есть собственные имена, везде люди говорят предложениями. Можно еще числительные в этот список приплести – они есть у всех племен, минимум два, чаще пять – по числу пальцев руки. По сходству ныне живущих языков устанавливают лексику и синтаксис древних праязыков.

«Когда бы было слово...»

О культуре и традициях народа можно судить по лакунам – словам, которые отсутствуют в одних языках, присутствуя в других. О некоторых категориях носители языка понятия не имеют, они в повседневной речи не нужны – ну зачем слово «снег» в оазисе Сахары, если такового многие местные жители там отродясь не видели? Леся Украинка в поэме «Одно слово» воспевает чужестранца, оплакивающего судьбу племени, у которого нет понятия «свобода»: «...а те, від чого міг би я ожити, не зветься теж ніяк, немає слова, але й його самого в вас нема…». Не следует путать лакуну (слово, которого в принципе нет в языке) с иным способом его выражения. Скажем, африканский или океанский туземец не скажет «в пять утра», но молвит что-то в духе «когда взойдет солнце, и мы пойдем ловить рыбу...» Это вовсе не значит, что у аборигенов нет понятия времени – они его просто иначе выражают, привязываясь не к бездушной кукушке часов, а к животрепещущим явлениям природы.
По правильному произношению некоторых слов – шибболетов – можно «вычислить» принадлежность человека к определенной этнической группе. Скажем, воины УПА просили подозрительную личность сказать слово «паляниця» – так они разоблачали вражеских засланцев, в совершенстве выучивших (в соответствии с боевым заданием) украинский язык.
А эвфемизмы позволяют сгладить резкие углы – скажем, когда парень предлагает девушке не вступить в близость, а просто «попить чаю», или врач говорит о «плохой болезни» вместо категоричного диагноза «рак».

Русский мат и французское арго

Истоки ненормативной лексики во всех языках схожи: слова, связанные с половыми органами и сексом, нечистой силой, отходами жизнедеятельности. Функции брани, напротив, разнообразны, и их с десяток – это и вставное слово, и демонстрация принадлежности к определенной субкультуре. Но основная функция бранных слов – канализация агрессии, мол, злишься – поматерись, полегчает. Есть и болезнь, симптомом которой является непреодолимое влечение к сквернословию – копролалия.
Обсценная лексика, в отличие от норм классического языка, изменяется до неузнаваемости с завидной скоростью – годами и десятилетиями. Скажем, лет тридцать назад, сказать в американском эфире «f*ck» было совершенно неприемлемо, но вполне нормальным казалось назвать афроамериканца «negro». Ныне ситуация диаметрально противоположна. Или, слово «параша» в дореволюционной России было просто ласкательным к распространенному тогда имени «Параскева».

 

 


Источник: http://www.chasopys.ua/events/event-2369.html


Следующая лекция цикла Brainy – на тему «Нейропсихология и психогенетика тяжелых психических нарушений» – состоится в Киеве 27 июня.


Татьяна ДРУЖЕНКО.